Еще один удар уложил его на лопатки.
— Ты правда идиот! — заорал Сеймур.
Из кабинетов начали выглядывать любопытные.
— Я тебя сейчас размажу по полу.
— Да она целовалась со мной! Да ей все равно с кем спать, Фил!.. А!.. Кретин!
В коридоре началась паника. Драка в холле дирекции, это, знаете ли, чепэ. Тотчас забегали, закричали, Филиппа попытались удержать, но он врезал кому-то еще, причем сломал очки, тут же бросились помогать пострадавшему, потому что стекло разрезало щеку.
Сеймур не успевал принять боевую стойку, как тут же получал следующий удар и снова падал. Филипп только дожидался, когда он поднимется, и тут же снова валил его на паркет.
Сейчас он чувствовал в себе прабабкину кровь. Он не мог остановиться, он бил на поражение, он хотел убить Сеймура, а в его лице — и Джессику, и президента, и весь мир, который так враждебен к его маленькой Селин…
Потом он упал рядом с Сеймуром на колени и снова схватил его за грудки. Филипп больше не мог говорить, он хрипел:
— Если я когда-нибудь услышу от тебя хоть слово о ней, я убью тебя и сяду в тюрьму! Но мне будет приятно! Сеймур, ты — баба. Ты не мужчина, ты мерзкий, грязный сплетник! Я не верю ни одному твоему слову.
Он перевел дыхание и вдруг заорал на весь коридор:
— А ну убирайся отсюда вон!!!
Сеймур молча встал, сплюнул и, пошатываясь, пошел к выходу. Филипп остался сидеть на полу. Он смеялся. Ему было все равно, что о нем подумают остальные, и, чтобы доказать это себе самому, он вызывающе огляделся по сторонам. Холл был абсолютно пуст. Возле окна стояла Джессика.
Оказывается, драться — это больно. Он понял это, когда ярость схлынула, рюмка коньяка подействовала на его измученный организм, а Джессика стала аккуратно протирать мокрой салфеткой его избитое лицо. Она молчала, только нежно прикладывала прохладную, влажную ткань к его разгоряченным скулам, губам, глазам, и Филипп против воли чувствовал невероятное блаженство. Может, у нее руки волшебные?
— Филипп, потерпи. Потерпи, милый!
— Джессика, ты не должна… Он попытался встать.
— Я не должна, конечно, я не должна, — повторяла она, улыбаясь ему, словно маленькому неразумному ребенку. — Лежи, не дергайся. Президент приедет не скоро, так что в ближайшие два часа ты в моих руках.
Она улыбалась. Филипп против воли улыбнулся тоже.
— Мне приятно быть в твоих руках.
Что он говорит?! Что он такое говорит?! Что же это такое?! Он же любит Селин, он готов душу дьяволу продать за Селин! Он только что дважды расквасил себе лицо за Селин!
— Филипп, я готова помочь тебе в чем скажешь в любую минуту. Тебе необязательно быть для этого в моих руках.
Тут же его скрутила обида, мощная и темная, словно ночная мгла. Он вскочил и отшвырнул ее салфетку, опрокинув чашку с водой.
— Да, я в твоих руках, Джессика. Вы с дядей своего добились. Только кое-чего не учли!
— О господи! Ты опять! Что с тобой сегодня, Фил? Какая муха укусила тебя с самого утра?
— Не смей называть меня Филом! Только она может так называть меня!
Он остановился, переводя дух. Что он опять говорит?! Все его женщины называли его Филом и больше никак. Джессика была единственная, кто звала его Филиппом, и именно поэтому это казалось необычным.
— Извини, Джессика. У меня едет крыша. Извини. Просто я взбешен. И обижен на тебя.
— На меня? Но за что?
— Ты сама знаешь.
— За то, что я докучаю тебе своей… своей любовью? Но я…
— Нет. — Филипп прошелся по кабинету. Голова сильно кружилась. Он снова опустился в кресло возле нее. — Скажи мне честно, ты врешь?
Она села перед ним на корточки, схватила его руки и прижала к своей груди. Маленькой, аккуратной груди, такой же, как у Селин…
Филипп скрипнул зубами.
— Ты врешь мне хоть в чем-нибудь?
— Нет! Филипп, как ты мог такое подумать?! В чем я могу тебе врать?
— Твой дядя мечтает поженить нас. И сцапать мою фирму.
Она резко покраснела:
— Какая чушь! Как это могло прийти тебе в голову?!
— Нет, это я должен сказать: какая чушь, и как это вам могло прийти такое в голову?
— Но кто тебе об этом сказал? Сеймур? Ты же знаешь его…
— Мне сказал об этом президент холдинга. Он сделал мне недвусмысленное предложение, чтобы я сделал тебе предложение.
Она закрыла лицо руками и ахнула. Несколько секунд Филипп молча смотрел на нее, прикидывая в уме, играет она сейчас или нет.
— Ты знала об этом?
— С ума сошел?.. Ах господи, как стыдно!
— Точно не знала?
Она вдруг изменилась в лице.
— Он что, продает меня в обмен на германский рынок сбыта?
— Очень может быть.
— Мой дядя! Мой двоюродный дядя готов продать меня замуж ради приобретения акций?
— Мне показалось, что акции он собирается приобретать независимо от того, поженимся мы с тобой или нет. А также независимо от моего согласия.
Джессика еще раз ахнула, услышав, как просто он сказал «поженимся мы или нет».
— Мы с тобой… А ты что ему ответил?
— Я ответил, что понял его.
— И все?
— Джессика, ты хочешь знать, обещал ли я ему жениться на тебе?
Она вытянулась:
— Да.
— Нет, не обещал.
Она чуть заметно погрустнела.
— И что теперь будешь делать?
— Еще вчера я собирался придушить тебя за то, что ты со мной так изощренно играла.
— Фил, я не…
— Знаю, знаю. Я думал, что все наше с тобой знакомство — провокация чистейшей воды.
— Да ты что! — В ее глазах были слезы.
— Ладно, прости. Но вчера я не на шутку на тебя разозлился. Думал, вы с дядей все подстроили.