Замок из дождя - Страница 33

— Спасибо.

— На здоровье.

— Отлично! Что еще?

— Ты хочешь еще? Пожалуйста! Я как раз давно хотела спросить: где твоя жажда жизни, Филипп? Где твое самолюбие, где твоя мужская и человеческая гордость, наконец?! Я не знала тебя раньше, но уверена: ты был совсем другим! Женщины бегали за тобой, а не ты за женщинами! Более того, сейчас ты бегаешь не за женщиной, а за ее тенью. Она же бросит тебя, и очень скоро, неужели непонятно? Ты просто слепой!

Он с досадой стукнул ладонью по столику и отвернулся:

— Ну конечно, как я сразу не догадался! Ты, должно быть, обладаешь «третьим глазом»!

— Филипп, я не шучу. Это видят все, кроме тебя. Вы с ней разного поля ягоды.

— Джессика, мне все понятно, ты просто считаешь, что я больше подхожу тебе, а не ей.

Она выпрямилась. Снова в глазах появился тот страх, который Филипп заметил в начале вечера. Джессика на что-то решалась.

— Нет, дорогой мой. Все немного не так.

— А как?

— Дело в том, что через полтора месяца я выхожу замуж. А свои былые увлечения, — она криво улыбнулась, с сожалением глядя на него, — собираюсь выкинуть из головы.

— Замуж?

— И мне бы хотелось, чтобы между нами не было ничего плохого. Может, когда тебе удастся поймать своего журавля в небе и окольцевать его, мы будем дружить семьями?

— Семьями? Журавля в небе? — Филипп сидел словно оглушенный. — Откуда ты знаешь про журавля?

— Есть такая поговорка. Ты должен ее помнить, у тебя же прабабка…

— Да помню я о прабабке. А вот ты откуда ее знаешь?

— Так от тебя и знаю. Еще когда мы… — Она едва заметно поперхнулась, — еще когда мы бродили по осеннему Нью-Йорку, ты много рассказывал о себе. Я уже тогда поняла, что, говоря о журавле в небе, ты вспоминаешь ее. А мне уготована лишь роль пресловутой синицы… Тогда я слушала тебя и делала выводы. О твоем характере, о твоих привычках, о твоем прошлом, о твоих вкусах в женщинах… Тогда ты был понятен и хоть отчасти предсказуем. Сейчас — ты просто мешок с демонами, которые рвутся из тебя наружу, расплескивая черноту. Беги от них, Филипп. Иначе — они съедят тебя совсем… Мне пора.

Он поднял на нее глаза. В них была беззащитность.

— Джессика… Но как же так? Ты бросишь меня и выйдешь замуж?

— Разумеется. Пока, Филипп. Желаю тебе справиться со всем этим.

До глубокой ночи он бродил по улицам и думал. Впервые за все это кошмарное время, в котором он как будто и правда потерял себя, в Филиппе шевельнулось новое чувство. И чувство это касалось отнюдь не любимой и дорогой фирмы, которую он лелеял с двадцати двух лет, а Джессики.

Ему было совсем не жаль расставаться со своим бизнесом, зато ему было трудно смириться с мыслью, что Джессика выходит замуж. Как она может выходить замуж, если он так сильно привязан к ней? Как она может выходить замуж, если он не проживет без ее твердого плеча, на которое, оказывается, все время опирался?

У него не было мужской ревности: он не переживал, когда представлял, что кто-то другой ласкает ее тело и целует ее. Но он очень переживал, когда понимал, что кто-то другой навсегда заберет ее душу. А ведь она была ему самым верным другом! После Йена, конечно.

И вдруг ему сильно-сильно, просто невыносимо захотелось домой. Он давно не видел своего кота, давно не пил пива на своем крыльце и не обсуждал всякие глупости с Йеном.

В этот момент его больное воображение, чтобы, наверное, он совсем не сошел с ума, нарисовало самую оптимистичную картину, какую только можно себе было представить: вместо Селин к нему пришла Джессика. С самого начала. Дальше все пошло бы как надо, светло и радостно: Джессика, Йен, воскресные обеды с родителями, дети и довольный Луциан в углу. Такое бывает? Такое может быть у него? Имеет он, в конце концов, право на простое земное счастье?!

Конечно, имеет.

И сердце сразу успокоилось и перестало надсадно ныть, и стальная спица, проколовшая его еще в кафе, когда Джессика сказала, что выходит замуж, исчезла, будто ее и не было…

А Селин… Он просто никогда не узнал бы эти серые беспокойные глаза, не почувствовал вкуса вампирской улыбки на своих губах, не полюбил сырого осеннего тумана и ночной дороги… И не сошел бы с ума.

Филипп остановился посреди сквера и заплакал. Он плакал, как маленький мальчик, который потерялся в большой городской толпе, а мама никак не может его найти. Он хотел к маме. И к папе. Он хотел впервые за десять последних лет своей жизни спрятать лицо у них на груди, выплакаться и спросить совета. Но они были далеко. А Селин — рядом…

13

Она не спала. Она ждала его и беспокоилась. Филипп устало опустился на диван и без околичностей сообщил, что завтра они уезжают. Можно путешествовать, можно просто пожить в любом понравившемся месте. Селин никак не отреагировала на его заявление, она была чем-то озабочена. Привычно он попытался заняться с ней любовью, но в этот раз ни у кого ничего не получилось и процесс вызвал только раздражение и досаду. Перед глазами Филиппа стояла Джессика.

Он не понимал, что происходит. Он что, как этот самый… Филипп даже пощелкал пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить очередной персонаж из прабабкиных сказок… он любит только то, чего у него нет? Джессика была ему не нужна, а как только собралась замуж, он сразу ее оценил и начал остро в ней нуждаться? Смешно.

— Чему ты смеешься, Фил?

Селин стояла перед ним, накинув на себя его рубаху. Рядом с его лицом было ее обнаженное тело. Тело, от которого он когда-то сходил с ума, от которого его рассудок закипал и терял всякие понятия о реальности. Филипп вспомнил другую рубашку, бледно-салатовую, которая висела у него в спальне в Дорфе, и как он каждую ночь смотрел на нее, представляя в ней Селин с ее острыми плечами и тощими коленками…