Замок из дождя - Страница 37

И от переполнившего чувства счастья, от того, что все хорошо складывается, ей захотелось проявить сострадание к поверженной сопернице. Она смело шагнула вперед и взяла Селин за руку:

— Ну прости. Как бы ты сейчас ни старалась… в общем, ты сама все понимаешь.

И в этот самый миг в кабинет вошел Филипп. Несколько минут все трое стояли, молча глядя друг на друга.

— Что у вас тут происходит? — тихо и вкрадчиво спросил он.

— Ничего. — Джессика поспешно отняла руку и отошла в сторону.

— Вы… Джессика, ты пришла мне что-то сказать?

— Нет.

— Тогда зачем?

— Я просто… — Она покосилась на Селин. — Потом поговорим. Что сказал президент? Он вызывал вас из-за драки?

— Президент? — Филипп тоже покосился на Селин. — Да, из-за драки. Сеймур просто… Впрочем, это неинтересно, Лучше я потом тебе расскажу.

Оба замолчали, глядя себе под ноги. Селин тихо развернулась и ушла прочь.

14

На город опускались сумерки. Красное солнце падало за силуэты небоскребов, играло последними бликами на зеркальной поверхности столика кафе. Филипп и Джессика молча смотрели в окно, каждый — в свою половину, внимательно наблюдая, как улица наводняется вечерней толпой. Февральский вечер, в котором уже чувствовалось первое дуновение весны, сдавал свои позиции: наступала ночь.

— Может, прогуляемся? Поговорим? — буднично спросил Филипп, словно они были близкие родственники и у них было принято каждый вечер прогуливаться и разговаривать.

— Да, поздно уже. Спать хочется.

— Такси?

— Нет, я не об этом, — улыбнулась Джессика. — Как раз прогуляться нужно. Я имела в виду, что спать хочется и не мешает последний раз перед сном дохнуть свежего воздуха.

— Тогда — вперед.

Филипп натянуто улыбнулся, зачем-то кивнул ей и принялся надевать пальто. В его смущенном лице, сдержанных движениях и напряженном взгляде чувствовалось что-то важное. Какая-то решимость.

Самым краешком сердца Джессика догадалась, чего именно касается эта решимость, но запретила себе даже думать об этом. И радоваться раньше времени.

— Ты проводишь меня? — просто сказала она, выходя из дверей на улицу.

— Конечно.

— А Селин не будет волноваться?

— Не будет. Она живет с Сеймуром. — Он непроизвольно вздохнул.

— Прости.

— Ничего. Я уже привык.

Филипп покосился на нее. Он еще не решил, как относиться к этой новой причуде Джессики — внимательной заботе о душевном состоянии соперницы. С одной стороны, кажется, за этим не стоит ничего плохого: она вполне искренне полагает, что если мужчину ждет дома одна девушка, то ему негоже гулять весь вечер с другой. А с другой стороны, может быть, Джессика празднует свою победу и всего лишь демонстрирует человеческое сострадание?

Но как она может праздновать победу, как она может знать, что он уже решил? Ведь он так и не сказал сегодня. За три часа бессмысленного сидения в кафе так и не нашел подходящего повода перевести разговор на эту тему. Он запросто может и сейчас испугаться. И тогда…

Филипп остановился и решительно выдохнул, глядя себе под ноги:

— Джессика!

— А пойдем через парк? — Она не слышала его и тянула за руку вперед. — Там тихо, хотя и холодно. И можно срезать путь.

— Через парк? — Филипп смотрел на нее во все глаза. — Но как же так?

— Что как же так?

— Н-ничего. Пойдем.

Они направились к парку, держась за руки.

Филипп не чувствовал земли под ногами. Джессика — тоже. С неба начал сыпать мелкий, едва заметный снежок, словно серебристая тропинка стелилась к ним от самых звезд. Снег оседал на рукаве коричневого пальто Джессики и на его собственном, черном…

Он шагал, а в голове гулко отдавалось в такт шагам, повторяясь и нарастая: «Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю». Филипп запрокинул голову:

— Снег?

Джессика тоже посмотрела вверх:

— Кажется, да. Ой. А откуда?

На ясном, чуть сиреневатом небосводе не было ни облачка. Чистое, по-весеннему ровное небо хранило краски заката, лишь несколько ярких звезд зажглись в его глубине.

— Правда, откуда он?

А снег все шел, становясь гуще и ощутимее, ложился им на лица и на асфальт под ногами.

— Просто скоро весна, — робко начала Джессика. — Поэтому…

— Просто само небо решило нас благословить.

— Что?

Филипп остановил ее, развернув к себе:

— Я тебя люблю.

Это вырвалось нечаянно. Просто потому, что звенело в голове. Это не он сказал. Это кто-то другой, потому что он…

— Я тебя люблю, — повторил Филипп, ужасаясь собственной решимости и глупости.

Она молчала.

— Я. Тебя. Люблю. Навсегда.

Джессика смотрела во все глаза. Несколько секунд длились вечно. Снег валил на них огромными хлопьями с абсолютно чистого неба, планета сдвинулась со своей оси ровно на градус, а границы пространств внезапно смешались… Всего на один миг.

Это был момент Истины. Филипп ясно прочувствовал его.

А потом Джессика закрыла лицо руками и, всхлипнув прижалась к нему.

Наверное, прошла еще одна вечность, потому что, когда он отнял ее голову от своего плеча, вокруг уже не было людей, и, кажется, была ночь. А может, утро?

Что-то безграничное: сиреневое, вишневое, ярко-салатовое, оранжевое и пронзительно-синее взрывалось у него в глазах, когда наконец он осмелился поцеловать ее. Он делал это с десяток раз и раньше, но еще никогда поцелуй Джессики не оставлял на губах такого блаженства — сильного-пресильного, от которого можно сойти с ума и умереть.

И тогда Филипп впервые почувствовал, как хорошо и спокойно на душе рядом с этой девушкой. И еще он понял, что не солгал, когда сказал, что любит и что это навсегда.